Повесть о "Красных Зорях"

Предлагаемая читателям документальная повесть написана бывшими воспитанниками трудовой школы "Красные Зори",  существовавшей в Михайловке в 1919-1941 годах.

ВСТPЕЧИ У PУИН

Артиллеристы расчета противотанковой батареи, сделавшие небольшую остановку у Михайловского дворца в Стрельне,  с недоумением смотрели на одинокую фигуру пехотного капитана, который, сняв с головы каску, неподвижно стоял у стены разрушенного войной здания, похожего на дворец. Потом он подошел к солдатам, наполнил стреляную гильзу почерневшей колесной смазкой, смешал ее с пороховой гарью и, возвратившись к дворцу, быстрым движением руки, макая палочкой в самодельную краску, что-то написал на сохранившейся стене. Затем капитан выпрямился, отдал святому для него месту честь и вскочил в кузов проезжавшей мимо автомашины.

Так появилась на стенах Михайловского дворца, – пенат "Красных Зорь", – первая запись.

* * *

Закончилась Великая Отечественная война. После ожесточенных боев за Ленинград от Михайловского дворца остались разрушенные закопченные стены, на которых кое-где
сохранились розовато-голубые гирлянды да обломки лепных плафонов и карнизов. Внутри здания – с крыши до подвала –
разбитые кирпичи, искореженные перекрытия и сплошной мусор. Каким-то чудом уцелела венчающая дворец восьмигранная башня. У парадного входа не было бронзовых львов, – их украли, увезли гитлеровцы. Каштаны вырублены. Разрушены и другие здания дворцового комплекса.  Вот такими увидел свои родные места возвращавшийся с фронта солдат Степан Мусоров, выпускник агропедтехникума "Красных
Зорь". Он поднялся на Ореховую горку, окинул взглядом все вокруг и с горечью произнес: "Проклятые фашистские гады! Разорили родное гнездо!".

Спустившись ко дворцу, солдат, к своему удивлению, увидел на обломках мраморной стены стихи, написанные черной краской и корявым почерком. Когда развалины увидишь эти, Невольно жизнь бежит к далеким временам, Уютный класс, резвящиеся дети...
Как дорого все это было нам! Рука слезу смахнула поневоле, Шумящей чередой прошли у юности года, Но камни эти и друзей своих по школе Мы не забудем никогда.

"Жан Моршан". Иван Морщинин.

Выпуск 1925 года.

Он прочитал эти строчки и решительно ниже написал: "Кто помнит меня, заходи по адресу... Мусоров". Так постепенно изо дня в день потянулись в родные "Красные Зори" ее бывшие воспитанники – школьники и студенты агропедтехникума. В одиночку и группами приходили и приезжали они из многих мест в "Михайловку" и, с немым укором взирая на руины своего былого родного дома, оставляли на обломках его стен адреса, номера своих телефонов и фамилии. Писали краской, углем, мелом, осколками кирпича и карандашами. Шла переписка людей, жаждущих вновь встретиться со своими друзьями детства, с педагогами, со всеми, кто
остался в живых после войны.

Пусть кидает нас жизнь-старуха,
И летят за годами года,
Краснозорьцами были по духу,
Краснозорьцами будем всегда.

Подпись: Борис Фуксман, и ниже – адрес, номер телефона и приписка: "Кто жив из выпуска 1925 года позвоните мне". Да, это тот самый Боря Фуксман, краснозорьский поэт, который в те далекие годы писал неплохие стихи.

С каждым днем "автографов" на стенах появлялось все больше и больше. "Сообщите, кто знает о других". Подпись. "Друзья, краснозорьцы, где вы, откликнитесь?" – адрес, имя, фамилия. "Вспомните, как в этом зале мы танцевали! Здесь прошла наша юность", и снова адреса, адреса, фамилии...

* * *

В один из воскресных дней по Михайловскому парку шла женщина. Недалеко от дворца она увидела мужчину, стоящего у мольберта. Подошла поближе. На холсте возникало изображение Михайловского дворца.

– Скажите, пожалуйста, а почему вы рисуете наш дворец? – поинтересовалась незнакомка.
– Как почему? Потому что я здесь воспитывался и это мой родной дом.
– Надо же! – воскликнула женщина, – и я тоже здесь воспитывалась. А как вас зовут?
– Леднев Дмитрий, может, помните?
– Ой, теперь вспомнила! Я же вас очень хорошо знаю. Вы учились в одном классе с Валей Сергеевой и, кажется, симпатизировали ей.
– Было такое, – смущенно ответил мужчина, продолжая наносить мазки на холст.
– А я Капа Порошина, – не дожидаясь вопроса, сказала собеседница, – приезжаю сюда не в первый раз.
– К сожалению, я бываю здесь не часто, – поддержал разговор Дмитрий. – Живу я в Лебедине. Семья и прочее. С фронта вернулся с тяжелым ранением. Врачи несколько раз "штопали" мои ноги, но вот, видите, хожу. Когда я бываю в Ленинграде, то обязательно приезжаю в "Зори". Ведь они спасли меня от голодной смерти, и я многим им обязан. Он прервал свою работу, аккуратно сложил кисти и краски в этюдник и предложил:
– Давайте пройдемся.

Они медленно обошли дворец, заглянули внутрь его. Здесь все еще было, как после недавней бомбежки. Посоветовавшись, решили переписать в блокнот все, что было написано на разрушенных стенах. Некоторые из надписей уже поистерлись, и их едва можно было прочитать.
– Слушай, Капа, – сказал Леднев, – а что, если мы назначим определенный день встречи краснозорьцев? Ну, допустим, первое воскресенье июля. Очень удобное время. Школьники и студенты к этому времени заканчивают занятия, и тогда многие смогут сюда приехать. Я уже и четверостишие по этому поводу сочинил. Вот, послушай:

Краснозорец!
Ты видишь руины – работа врага,
Нет горше печали на свете.
Коль память детства тебе дорога,
Приди на развалины эти.

– Давай напишем их вот на этой белой доске. Она высоко, все увидят, и вряд ли кто-нибудь сотрет. Я и уголь нашел, и лестницу присмотрел. Они переписали стихи, а ниже добавили: "Собираемся в 1-е воскресенье июля. Порошина и Леднев".

* * *

Через год на площадке возле дворца собрались краснозорьцы. Некоторые из них были еще в военной форме. Странной и непонятной для неосведомленных людей казалась вот такая сцена: седой мужчина, с орденами на груди, хлопает по плечу солидную даму и весело кричит:

– Муська, ты? Только где же твои косы? "Муська" – мать уже взрослых детей – ахает и восклицает:
– Господи, Колька, а где твои кудри?
– Не узнаешь? Я Лида Вощилова.
– Ну, как же, только солидная стала.
– А кто из наших мальчишек вернулся с фронта?
– Почти никто.

Восклицания, смех, поцелуи, всюду слышно: Люба, Лилька, Нонна, Таня, Сережа, Лида, Петька!

– А помнишь?

Именно с этого слова начинали они свои воспоминания, и дальше обязательно следовало: "...Как Игнатий Вячеславович Ионин...", иногда же, по школярской привычке, короче: "Как Игнатий...". Из уст же самых старших воспитанников слышалось ласковое, домашнее: "...Как наш Игнаша..."

– А помнишь, Борька, как мы в футбол набили 6:0, а тут Игнат на мотоцикле, и нас как ветром сдуло в кусты... А ведь жалел-то он ботинки наши.
– Сережка, вспомни, как ты дал "петуха" в арии Ленского!.. Тот смущенно разводит руками:
– Был такой грех!

И снова: – А помнишь?

Так на протяжении нескольких десятков лет после окончания Великой Отечественной войны, каждое первое воскресенье июля собирались и собираются краснозорьцы на свой традиционный сбор. Приезжают в "Красные Зори" с детьми, внуками и просто с друзьями и знакомыми.
Что же влечет их сюда? – Не только прекрасный парк, почти восстановленный дворец и другие здания. Их влечет память нелегкого и в то же время счастливого детства, встреча с педагогами и воспитателями, отдавшими им свои знания и искреннюю любовь. И, наконец, их сюда влечет память о замечательном организаторе и директоре "Красных Зорь" – педагоге, воспитателе и прежде всего Человеке с большой буквы – Игнатии Вячеславовиче Ионине.
 

Вы прочитали чать публикации, если она Вас заинтересовала можете скачать полный документ в формате PDF
23.03.2008
Автор - Г.Г. Бубликова, П.В. Голышев. - (1996 г.)
Комментарии
 
ввлентин     г. хелсинки
04.02.2011 - 17:34
Хочу узнать о детской колонии ( школе ! ) которая находилась в школе милиции на против п.Володарка в советске времяю Если кто то знает об этом времени существования этого заведения отзовитесь !!!!