Судьба Петергофского Мальчишки
По-разному складывались судьбы людей, которым волею судьбы пришлось оказаться во время войны на оккупированной территории Ленинградской области. Были времена, когда к таким людям относились с подозрением, видя в них едва ли не "предателей". Сегодня мы понимаем: многие тысячи простых беззащитных людей стали жертвами войны. И они совершили свой подвиг: в тяжелейших условиях не только выжили, но и сохранили чувство собственного достоинства. Судьба Льва Петровича Токарева уникальна и в то же время обычна для тысяч мальчишек, чья юность пришлась на страшные военные годы. На его памяти - изгнание из родного Петергофа, голодная жизнь в деревне, потом отправка в Германию, работа на "хозяев", бегство и участие в чешском сопротивлении...

“НИЧЕГО НЕ ОСТАВЛЯТЬ ВРАГУ”
Детство Льва Токарева прошло в Петергофе. "Родился я 9 января 1928 года под Ленинградом, в тихом и уютном городке - в Новом Петергофе, - рассказывает он. - В июне 1941 года я закончил шесть классов и перешел в седьмой, а 22-го началась война. В первые дни войны нам и в страшном сне не могло присниться, что через неполных три месяца войска германского вермахта будут стоять у стен Ленинграда..."
По словам Льва Токарева, первый раз немцы бомбили Петергоф в конце июля 41-го, а вообще он мало подвергался налетам: самолеты с черными крестами проходили мимо, нацеливаясь на Ленинград. "У нас не было практически никакой информации, где находятся немцы, - вспоминает Лев Токарев. - Но предчувствие было нехорошее. Через нас летели немецкие самолеты, а наши корабли били через нас на Ропшинских высотах. С конца августа до середины сентября, когда путь вдоль залива еще не был перерезан немцами, люди стали уезжать из Петергофа в Ленинград. Был приказ: уничтожать хлеб, запасы продовольствия, ничего не оставлять врагу".
Примерно 10-12 сентября, как вспоминает Лев Токарев, в Петергофе появилась кавалькада камуфлированных "эмок" с командующим Ленинградским фронтом Климом Ворошиловым. "Мы оказались рядом и как зачарованные смотрели на нашего кумира, - рассказывает Лев Токарев. - Ворошилов отдавал приказания перегораживать шоссе, строить баррикаду у церкви. И красноармейцы с жителями тотчас же стали тащить туда мебель, мусор и строить баррикады. Однако за два-три дня до прихода немцев в Петергоф в городе уже царило безвластие. Все магазины и склады были открыты, оставшиеся местные жители тащили оттуда все, что хотели".
Фронт обошел Петергоф стороной: непосредственно в Петергофе никаких боев не было. "21 сентября мы слышали сильную стрельбу из района деревни Низино, а в самом Петергофе было достаточно тихо. Только двух убитых красноармейцев я видел у церкви. Немцы пришли в Петергоф утром 22 сентября".
Кстати, вспоминая о тех днях в Петергофе, Лев Токарев обращает внимание на один факт, который подтверждают и многие другие петергофские старожилы: утром того сентябрьского дня 1941 года, когда немецкие войска вошли в Петергоф, Большой дворец уже догорал. А начался пожар дворца накануне, когда немцев в городе еще не было. Кто поджег дворец еще до прихода немцев, до сих пор остается загадкой. Зачем? По всей видимости, во исполнение приказа Сталина "ничего не оставлять врагу".
Жители подозревали в поджоге местного участкового милиционера. Есть еще одна деталь: Лев Токарев рассказывает, что его отец до войны был хорошо знаком с участковым. А буквально накануне пожара дворца он приходил в дом Токаревых и к соседям с просьбой дать ему пустые канистры, а также просил отца помочь ему носить керосин, но тот отказался...

“Я НЕ ВЕРИЛ НЕМЕЦКИМ ГАЗЕТАМ”
"С "новым порядком" мы познакомились сразу же, - рассказывает Лев Токарев. - В первый день оккупации дверь открылась, и на пороге появился немецкий солдат. Был он без оружия, только в руке держал какую-то "штуковину" с деревянной ручкой, похожую на колотушку (позднее я узнал, что это немецкая ручная граната), спросил, есть ли в доме солдаты и коммунисты, прошел по комнатам, заглянул под кровати, подошел к бабушке и резко спросил: "Цукер?" Я сказал бабушке, что солдат спрашивает, где у нас сахар. Я в школе учил немецкий и кое-что понимал. Бабушка грубо ответила: "Скажи этому ироду, что у нас нет для него сахара". Видимо, он точно понял, что сказала бабушка, особенно слово "ирод". Солдат погрозил ей "колотушкой", открыл буфет, нашел сахарницу, высыпал все содержимое в карман своего френча, еще раз погрозил бабушке "колотушкой" и ушел... Вот так состоялось мое первое "знакомство" с германским вермахтом".
Уже через несколько часов после того, как немцы вошли в Петергоф, на столбах и стенах домов появились объявления, что местным жителям под угрозой расстрела надлежало покинуть Петергоф до 12 часов дня 23 сентября.
...И снова - слово Льву Токареву: "Ночью дедушка выкопал в сарае яму, выложил ее досками, и мы перенесли туда посуду, бабушкины иконы - все, что представляло для нас ценность. Даже бочонок с солониной тоже пошел в яму (незадолго до прихода немцев мы забили поросенка)... У нас была большая двухколесная тележка, на нее все и погрузили: все продукты, которые у нас еще были, теплые вещи и кое-что из посуды. Дедушка заколотил окна и двери досками: мол, так надежнее. Бабушка перекрестилась сама, перекрестила нас и дом, и мы влились в колонну покидающих город жителей... Мало у кого были тележки, весь свой скарб люди тащили на себе, шли как обреченные, без стонов и причитаний. Люди еще до конца не поняли, какое горе свалилось на их головы. Они еще не понимали и не думали, что вернутся к своим разграбленным очагам через несколько лет, а многие не вернутся никогда. И чем дальше мы отходили от города, тем страшнее для нас открывалось лицо войны...
В канавах и противотанковых рвах - брошенное оружие, а кое-где трупы еще не погребенных красноармейцев. Попадались и одиночные могилы немецких солдат с березовыми крестами и надетыми на них касками.
На второй день пути мы добрались до небольшой финской деревеньки Хабони примерно в двадцати километрах от Петергофа. Встретили нас не очень приветливо, но все же разрешили занять заброшенную баньку на окраине деревни. Дальше мы идти не могли, решили остановиться здесь. У нас еще была надежда, что все это ненадолго и мы скоро вернемся домой. Боже мой, как мы заблуждались!
Около деревни на колхозных полях было еще много неубранной картошки и других овощей, так что кое-какие запасы мы сделали, но этого было очень мало. Морозы в 1941 году наступили рано, и нам приходилось выдалбливать картошку из мерзлой земли, но и это был не выход из положения. Недалеко от деревни валялось несколько убитых еще в сентябре лошадей. Вырубали мороженое мясо, бабушка по несколько раз переваривала его, и мы это ели. И мы были не одни такие, и на всех не хватало... В ход пошли вещи, которые мы обменивали на продукты, бабушкино обручальное кольцо и серьги. Было еще немного советских денег (в то время они еще были в ходу), но всему приходит конец - продукты и вещи катастрофически "таяли", и настал день, когда менять стало нечего...
Зима 1941-1942 годов была не только морозной, но и снежной. Местных жителей, а заодно и нас, "беженцев", немцы стали выгонять на расчистку дорог от снега. За эту работу нам с дедушкой давали в день на двоих полбуханки хлеба с опилками и немного отрубей. Как-то под Новый год и после, точно не помню, над нашей деревней пролетел советский самолет. Он разбросал листовки для немцев, а для нас - спецвыпуск "Ленинградской правды", в котором сообщалось о крупном разгроме немцев под Москвой. Как же мы были рады этой весточке!..
В хорошую погоду с нашей деревни на ропшинских высотах хорошо были видны купола петергофского собора Петра и Павла, дымы, поднимающиеся над Ленинградом, купол Исаакиевского собора, судостроительная верфь. Немцы в своих газетах на русском языке писали, что ленинградцы уже съели всех кошек и крыс и скоро передохнут все с голоду. Я не верил этому, ведь там в Ленинграде была и моя мама..."

“ВОЙНА ОТНЯЛА У МЕНЯ ВСЕ”
В начале весны 1942 года Льва Токарева забрали на работу в Германию. Он попал в город Райхенбах в Нижней Силезии, где был приобретен "пожилой супружеской четой" и стал работать батраком у них в хозяйстве. Потом работал на заводе, имея на груди знак "восточного рабочего" - OST. Чтобы описать все испытания, выпавшие на долю петергофского подростка, не хватит никакой газетной статьи... В начале 1945 года удалось бежать, а в апреле 1945 года 17-летний Лев Токарев вступил в отряд чешского сопротивления. В нем и закончил войну 15 мая.
"Потом был фильтрационный пункт в 4-м сводном запасном полку под городом Герлитц на реке Нейсе, - вспоминает Лев Токарев. - Там я увидел неприглядную картину, которая напомнила мне сентябрь 1941 года под Петергофом. По послевоенному договору Герлитц отходил к Польше, и поляки выгоняли немцев из города. Колонны женщин, стариков и детей со своим скарбом, погруженным на тележки и велосипеды, понуро шли на запад. Кажется, я должен был радоваться: наконец-то возмездие свершилось! Но я не злорадствовал, а вспомнил себя в 1941 году, и мне просто по-человечески стало их жалко. И все-таки им было легче, чем нам. Война кончилась, и они были на своей родине, а мы почти четыре года были вне закона.
В конце августа 1945 года я вернулся на родину. На месте, где когда-то стоял наш дом, росла густая крапива. Цел был только колодец, березка и клен. И все. Бабушку и дедушку в живых я не застал, и об их судьбе никто ничего не знал. Не осталось и следа от деревни Хабони, где я простился с ними перед угоном в Германию. Говорили, что деревню смело огнем "катюш" во время наступления. Так я до сих пор не знаю о судьбе бабушки и дедушки, где они похоронены и похоронены ли вообще...
В конце 1945 года вернулся отец - оказалось, он был в германском плену. После длительной болезни в возрасте 47 лет он умер от туберкулеза. Маму блокада тоже не обошла стороной: она умерла в возрасте 56 лет. Вот так война отняла у меня, как и у многих миллионов, все - близких, родных, дом. Четырехлетний перерыв в учебе не позволял успешно продолжить ее, а плохо учиться я не хотел и не мог. Надо было начинать все с нуля..."
12.02.2005Судьба Петергофского Мальчишки - Вести
Автор - Сергей Глезеров
Комментарии
 
ввлентин     г. хелсинки
21.02.2011 - 15:10
Сергей! Хотелось бы узнать о том времени больше.Осталось мало людей кто может рассказать то что видел своими глазами.